Суламифь Канарская, Дмитров            

 

Будни патологоанатома

​

    Он, не глядя, привычным движением бросил перчатки в урну. Скальпель бряцнул металлом и утонул в поддоне с формалином. Мертвая тишина. Герман видел в своей работе первозданную красоту: он, как мальчик Кай, каждый день складывал из кусочков льда слово «вечность».

    Вечность… для каждого она своя. Бирка № 17 – совсем молодой парень, черепно – мозговая, не совместимая с жизнью. Байкер.

    Бабуля  – божий одуванчик. На вскрытии настояли родственники. Наследнички..  Стервятники и грифы, слетающиеся в родовое гнездо за дележкой имущества.

    Самое тихое место на земле – обитель патологоанатома. Тут поет  свою колыбельную богиня Хель.

    Герман, неожиданно для себя, вспомнил недавно прочитанное – в Японии очень странно борются с депрессией. Больного укладывают в гроб, после чего старательно имитируют «похороны», Несчастный находится в полной уверенности, что его привезли на кладбище и погружают в могилу. Слышны даже удары земли о крышку гроба.. Метаться и кричать бесполезно – тебя не слышат. За это время полного погружения в реальность собственных похорон, несчастный полностью осознает, как остро ему хочется жить…

    Все таки гениальные люди – эти японцы.

    – Пирожки. Свеженькие, еще теплые.

    Молодая медсестричка заглянула в кабинет и осторожно, бережно и торжественно положила целлофановый пакет на краешек стола.

    Глаза встретились, медсестричка залилась румянцем и отвела взгляд.

    – У меня там больной.

    Она ушла а Герман размышлял – и ведь умеет краснеть. Натурально так. От души.. И пирожки у нее такие удивительные. Домашние.

    Неправда что эта работа очерствляет. Она обнажает. Все нюансы и полутона. И жить хочется еще больше. И дышать хочется..полной грудью..

    Герман вышел на крыльцо, улыбнулся весеннему солнышку и надкусил пирожок.