Людмила СЕРОВА, Люберцы

 

* * *

Апрель рифмуется с «капель»,

Но не рифмуется с погодой.

Не угрожает нам метель,

И рада солнышку природа.

 

Но почки на деревьях спят,

А люди о листве мечтают,

На расстоянии сидят

И в масках вирус обвиняют.

 

И вдруг увидели в окно:

Проснувшись, почки распускались

И были живы до одной.

И люди все заулыбались.

 

Природа будет вновь цвести,

И, стало быть,

Нам легче будет

Идти по трудному пути,

О жизни думать, как о чуде.

2020 г.

 

Рябина

 

Осень закрыла дождливой завесою

Летнюю светотень.

Смотрит рябина лишь горькая весело

На убывающий день.

 

Что же, порадуюсь светлым мгновениям:

Музам, удачливым дням.

Свету подобно бывает рождение,

Годы – тяжелым дождям.

 

Падают, падают долгие, вязкие

Душу изводят мою.

Встречу рябину с веселой окраскою

И о весне запою.

 

Белый свет

 

Утро. Оживают голоса.

Белым цветом улица богата.

На деревьях снега полоса

Шинами узорными примята.

 

Все деревья донизу в снегу,

Трудно отличить каштан от клена.

И стоят они, забыв пургу,

Близнецами в шубах однотонных.

 

И душа, где отцвела весна.

Полнится безмерным белым светом

И всему, чем дорожит она,

Ровным откликается приветом.

 

Моя звезда

 

Моя звезда не гаснет на рассвете.

С ней несравнима юная заря.

И в ясный день, и в самый хмурый ветер

Она восходит, мир животворя.

 

Стою ли я у детской колыбели,

Согбенному ли руку подаю,

Среди лугов, над пропастью ущелий

Ее прекрасный облик узнаю.

 

Благодарю ее за свет волшебный

И много раз за то благодарю,

Что языком любви ее целебным

Со всем живым на свете говорю.

 

Памяти Маяковского

 

День с землею расставанья.

Памятник в цветах.

Теплые воспоминанья

На людских устах.

 

Век прошел, другому – царство,

А поэт живет.

И народ его мытарства

На себя берет.

 

Верил он или не верил

В благостный финал...

Он для нас в иные сферы

Дверь приоткрывал.

 

Слову новому покорны,

Знаем: «Саду цвесть!»

Коль в саду том непритворном

Маяковский есть.

 

Березы

 

Люблю я берез неизбывные виды:

Стоят вдоль дороги, в саду...

И мне не страшны никакие обиды,

Когда я к стволу припаду.

 

Его обниму я во время болезни,

Целительным соком напьюсь.

Мы солнце встречаем с березою вместе.

Ее успокаивать тщусь,

 

Когда улетают последние листья

С повисших понурых ветвей,

И поздняя осень невзрачною кистью

Рисует разводы на ней.

 

Я помню ее у родного колодца,

В чужом незнакомом краю,

И, если на свете мне долго поется,

Мне песнь она дарит свою.

 

Молитва

 

Гляжу я в глаза напротив –

В них добрый упрек, совет,

И, как от отца, заботлив

Исходит иконный свет.

 

«Боже, – шепчу я тихо,

Помилуй меня и прости.

Сколько хлебнула лиха

Я на своем пути.

 

Сколько грехов пыталась

Сердцем предотвратить,

Но обрывала вялость

С Божьим помыслом нить.

 

Трудно понять мне было,

Где доброта, где зло,

И я порой не щадила

Того, кому не везло.

 

Дай силы душе заблудшей,

Вдохни в нее благодать.

Нет доли на свете худшей,

Чем без тебя страдать.

​

Похоронка

​

Мать одежды модной не носила,

Красотою броской не взяла,

Но любая ноша ей под силу

В годы испытания была.

 

А когда с фамилией своей,

На казенном встретилась конверте,

Добрела безмолвно до дверей

И ушла на зимний колкий ветер.

 

А вернулась, стерла слез следы,

Наизнанку фартук свой надела

И жестяный чайник без воды

На горячих углях молча грела.

​

* * *

Мы жили на почте в разгаре войны,

Когда похоронку прислали.

Отцовским заветам доныне верны.

Отца заменил тогда Сталин.

 

И слезы так искренне, горько лились,

Когда на линейке стояли.

В молчании траурном мы поклялись,

Что будет всегда с нами Сталин.

 

Да так и случилось. Читай, не ленись.

Он жив и не на пьедестале,

Но трудно понять сквозь овации, свист,

Кому же мы клятву давали…

Встреча с пленными

И вот они за окнами у нас.

И шепот с губ: «Картошка, млеко, квас».

Ни гордости, ни силы, только страх,

Что ненависть прочтут в моих глазах.

Я их в квартиру нашу не пустила,

Но каждого за дверью напоила

Из погреба холодным молоком.

И долго вспоминала я потом,

Как задрожала грязная рука,

Что потянулась к кружке молока.

​

* * *​

Мне так мало осталось

От реликвий отца:

Фотографии старость

С юным светом лица,

В строчках стертые буквы

Фронтового письма,

Постаревшая кукла,

Как с годами сама

Мне так много осталось,

Чтобы помнить о нем:

Внука резвого шалость,

Небо, Родина, дом

 

* * *

Я не слышала гибельных взрывов,

Не видала сожженных домов,

Но в глазах моей памяти живы

Слезы жалких сирот – стариков.

И когда отгремели салюты,

Стихли песни победной весны,

Задавала вопрос поминутно:

«Мам, а больше не будет войны»?

​

* * *​

Еще порой ей снилось по ночам

Пороховое огненное небо,

И тусклая над книгою свеча,

И тонкий горьковатый ломтик хлеба.

И сутки копошился в сердце страх,

Когда исчезло на прилавке мыло.

«Уж не к войне ли», – ускоряя шаг,

Она себе без умолку твердила.

Ей показался с мылом коробок

Дороже всех товаров магазина.

И запыленный с прожелтью кусок

Взяла в ладонь, как весточку от сына