Игорь Бурдонов

 

Миниатюры

 

Бессонницца

    

     Он сидел в углу какой-то скрюченный, затюканный, затурканный, зачморенный, задрипанный и облезлый.

     — Ты кто? — спросил я и приставил к его груди бейсбольную биту.

     — Бее-е-е-с, — проблеял он.

     — Без чего? — не понял я.

     — Дурак что ли? — огрызнулся он, перевернулся вверх ногами и прошёлся по полу на рогах.

     В окошко заглянула луна, моргнула и закрылась тучкой. Я достал рюмки, разлил коньяк и покромсал колбаску.

     — Будешь?

     Он вывернулся наизнанку, потупил глазки, оправил юбку и сказала:

     — А шоколадки нет?

     — Блондинка что ли? — возразил я.

     Выпили. Закусили.

     — Вообще-то я спать хочу, — признался я, — только не получается.

     — Ну, это мы мигом, — согласилась она и раскраснелась.

     Проснулись мы от яркого солнца и какого-то не местного шума.

     — Это что? — спросил я.

     — Это море, — сказала она.

     — Какое море?

     — Средиземное.

     — Аааа…

     Мы погуляли по пустынной Ницце, съели краба в забегаловке и сели на лавочку. Море плевалось где-то внизу, и я кинул в него камешек.

     — Мне скучно, бес.

     — Всё утопить?

     — Грамотная, да? Давай лучше домой.

     Луна выглянула из-за тучки и опять уставилась в окошко.

     — Чего зыришься? — рассердился я и задёрнул занавеску.

     Бес куда-то ушёл, прихватив мою бейсбольную биту.

     — Всё-таки это был вор, — подумал я и стал уныло размышлять о смысле жизни.

​

5 апреля 2020

​

Нежные грабли

    

     Николай Петрович купил новые грабли для уборки мусора с газона своего дачного участка. Покупка оказалась удачной: грабли не рыли землю, не рвали траву, а как будто нежно гладили газон, снимая только то, что нужно: прошлогодние листья, веточки, окурки и бумажки, принесённые ветром. Даже когда Николай Петрович по рассеянности наступал на грабли, они не били его по лбу, а будто нежно гладили по щеке и причёсывали поредевшие волосы.

    

     В инструкции было написано, что грабли сделаны по современной нанотехнологии в рамках программы конверсии оборонной промышленности. «Надо же», — думал Николай Петрович и освободил в кладовке угол от грязных лопат, заржавевших вил и допотопных мотыг. Тщательно вымел пол, постелил коврик, отряхнул пыль со стен и аккуратно поместил в угол новые грабли.

    

     Шло время. Газон сверкал свежей зеленью и искрился первыми цветочками. Вроде бы и нужды уже не было, но Николай Петрович каждое утро доставал из угла грабли и нежно гладил ими траву. Так ему это понравилось. Даже само прикосновение к гладкой, тёплой на ощупь поверхности черенка было приятным. Время на даче тянулось медленно, делать было нечего, и Николай Петрович иногда доставал свои грабли даже днём, а то и вечером. Просто держал их в руках, проводил пальцами по черенку и осторожно касался тонких прутьев, сделанных из неизвестного конверсионного материала. Прутья под его пальцами слегка вибрировали.

    

     А ещё Николай Петрович заметил, что если слегка постукивать по черенку или тихонько перебирать прутья кончиками пальцев, как перебирают струны мандолины, то грабли начинают издавать мелодичные звуки. Так Николай Петрович начал использовать грабли как музыкальный инструмент. Тихими летними вечерами он любил перед сном поиграть на граблях, выводя нежные, убаюкивающие мелодии. Да подчас и засыпал с граблями в руках. И тогда ему снились странные романтические сны, в которых он был молодым и красивым, и его сопровождали молодые и красивые девушки в летних лёгких одеждах, всегда на лугу среди сочной травы и ярких цветов, где Николай Петрович и занимался с ними любовью.

    

     Теперь граблям было не место в тёмной кладовке, и Николай Петрович хранил их в своей комнате, между кроватью и журнальным столиком. Казалось, грабли оценили такое к ним отношение и по вечерам издаваемые ими звуки всё больше становились похожими на нежный голос, какой могли бы иметь девушки из снов Николая Петровича.

    

     И надо же было такому случиться, что как-то в субботу заявился давнишний приятель, которому было скучно, и который хотел выпить. Они сидели за журнальным столиком, вспоминали весёлое молодое время, пили и разговаривали. Николай Петрович не мог не похвастаться новыми граблями, играл на них мелодии юности и пел вместе с приятелем старые песни. Они напились, приятель ушёл за полночь, а Николай Петрович так и уснул с граблями в руках, едва его голова коснулась подушки.

    

     Ночью Николаю Петровичу снилось вообще чёрти-что, но утром он всё забыл. Проснулся, с удивлением обнаружил в своих руках грабли и хотел поставить их на место. Случайно коснулся прутьев, и грабли нежно и жалобно пропели: «Вот и ночь прошла. Где любимый наш? Ах, что делать нам — мы беременны».

 

9 апреля 2020

​

Помни всё время о целом

 

     «Помни всё время о целом», — твердил ученик слова Учителя. Твердил, твердил, но никак не мог понять: какое такое целое? почему о нём нужно помнить? что будет, если вдруг на какое-то время забудешь?

     Вечерело. Над Поднебесной взошла вечерняя Луна. Она отражалась в водах реки Сышуй, у которой четыре русла. С реки возвращались по тропинке рыбаки, несли сети и пели песню. Шумел тростник.

     Ученик повернул обратно. Он старался думать о целом, о времени, о памяти, но мысли его никак не могли соединиться вместе и разлетались в разные стороны, подобно весенним птицам над свежевспаханным полем. Когда сегодня ученик пришёл к Учителю и принёс ему связку сушёного мяса и кувшин старого вина, Учитель обрадовался, пригласил ученика к столу, велел разлить вино по кубкам и только потом, когда они выпили и съели по кусочку мяса, стал говорить свои мудрые речи. «Помни всё время о целом», — сказал Учитель в заключение и отправил ученику на прогулку: «Иди, подумай об этом и возвращайся через две стражи».

     И ученик пошёл, гулял по берегу реки Сышуй, у которой четыре русла, и вот теперь две стражи подходили к концу, а понимание слов Учителя всё не приходило. Ученик бросил прощальный взгляд на воды реки Сышуй, у которой четыре русла, и увидел отражение полной луны  в водах реки Сышуй, у которой четыре русла. И тут его осенило: «Полная Луна! Полная — значит, целая, без изъяна или ущерба. Учитель говорил о полной Луне!»

     Ученик предвкушал, как он вернётся в дом Учителя, пройдёт по дорожке через бамбуковую рощу, подойдёт к беседке около полукруглого пруда, заросшего камышом и покрытого ряской. Как станет подниматься в беседку и на третьей ступеньке остановится, воскликнет громким и ясным голосом: «Полная Луна!» И поклонится Учителю.

     Учитель обрадуется, пригласит ученика за стол. Снова велит налить вина в кубки и похвалит ученика. А ученик смиренно попросит Учителя о дальнейших наставлениях.

     «Полная Луна!» — громким и ясным голосом сказал ученик на третьей ступеньке. Он хотел поклониться Учителю, но не увидел его на обычном месте. И только присмотревшись, ученик заметил Учителя, лежащего на лавке и громко храпевшего. Под столом валялся пустой кувшин из-под вина, разбившийся на мелкие черепки, а в воздухе распространялся густой аромат выпитого вина.

     От громкого и ясного голоса ученика Учитель проснулся, посмотрел на ученика и произнёс такие стихи:

     Кувшин был целым и полным как полная Луна.

     Помни об этом, прежде чем укорять

     своего старого Учителя за пристрастие к вину.

     Разве мог он противиться течению вина,

     подобного течению вод реки Сышуй,

     у которой четыре русла?!

 

5 апреля 2020, воскресенье, 13-й день 3-й Луны.

1-й день 5-го сезона 清明 Цин мин — Чистый свет.

1-й день 1-й пятидневки: Зацветает тунговое дерево.

    

切记大体（修订稿）

    

     “切记大体”，弟子重复着师长的话语。重复了一遍又一遍，无论如何却想不明白：大体是什么意思？为什么要记住它？要是忽然忘记了会有什么损失吗？

     天色已晚。大地（中国）上空升起了月亮。月亮的倒影随着泗水河波浪浮动。打渔的人们背着渔网沿着岸边小路往家走，一边走一边唱歌。

     弟子也回到了家里。他翻来覆去地琢磨，什么是大体，什么是时间，怎样才算记住，可思来想去却难以把这些内容串联在一起，就像春天的一群鸟儿飞过刚刚翻耕的土地。转天，弟子又来见师长，给老师带来了束脩（一束肉干），还有一壶老酒。老师很高兴，请弟子入座，吩咐他往两个杯子里斟酒，然后他们师生一起喝酒，品尝肉干，相互交谈，言谈满含着智慧。“切记大体，”老师送弟子出门，最后说了一句：“去吧，好好想想这句话，（过两个时辰再来。）明天早晨再来。”

     弟子走了，在泗水河岸上徘徊，泗水河有四条支流。两个时辰很快就过去了，可弟子对老师说的这句话仍然琢磨不透。弟子无意间把目光投向河水，看到河面上浮动着月亮，他联想到泗水河有四条支流。刹那间猛然醒悟：“圆圆的月亮！不亏不损，圆满——就是大体。老师说的是满月！”

     弟子设想，当他去拜见师长，路上穿过一片竹林，渐渐走近半月形池塘，走近池塘边的凉亭，池塘中长着芦苇和浮萍。设想他登上第三层台阶，大声呼叫着说：“我猜到了，老师指的是——满月！”然后向老师躬身施礼。

     弟子设想，师长一定很开心，并请他入座。再次吩咐他斟满桌上的酒杯，对他加以称赞。他会诚心诚意请师长继续给予指教。

     “满月！”弟子在第三层台阶用清晰的声音呼叫。他想给老师躬身施礼，可是却不见老师坐在他的座位上。弟子仔细打量，才发现老师躺在长櫈上睡着了，还不时发出响亮的呼噜声。空空的酒壶掉在桌子下边，摔成了碎片，空气中弥漫着浓浓的酒香。

     弟子清晰的呼叫声惊醒了老师，他看了看弟子，随口念出了几句诗：

    

     酒壶满满如同月圆。

     在你责备老师贪杯之前，

     务必记住这一点。

     难道他能拒绝倾注酒浆，

     当他目睹四条支流

     汇入泗水河滚滚流淌？！

                  2020，4，5 伊戈尔

                  2020，4，8 谷羽译

                  2020，4，9修改

​

Упс!

 

По утрам он громко требовал подъёма сельского хозяйства.

Днём — отстоя после долива.

А вечером — свободу альдебаранским политзаключенным.

И только по ночам… хотя нет: ночью он иногда тоже вскакивал и шептал в холодном поту: «Я требую Дездемону!»

«Типичный случай, — говорил врач, ковыряясь под мышкой и выписывая рецепт. — Заходите вчера». И засыпал, почёсывая в носу.

Планета входила в зону турбулентности. По социальным сетям распространялись инструкции «Как правильно застёгивать ремни».

Новорождённые заговорили на иностранных языках.

— Упс! — сказал кто-то и отключил питание.

 

Без штанов

 

Один человек всё время ходил без штанов.

Но никто этого не замечал. Даже обидно.

И тогда он надел штаны.

И тут все стали подходить и спрашивать: — А чего это ты штаны надел?

Пришлось снова снять.

 

Друг Сократа

 

Бомж представился другом Сократа.

Так и сказал: — Разрешите представиться — друг Сократа.

Обсудили, почему Сократ советовал послушаться Сократа и меньше думать о Сократе?

— А почему?

Бомж пояснил: — Он говорил, что мы приступаем к людям, не владея искусством их распознавать.

— Так и сказал, «искусством»?

— Да запамятовал я, может «искусством», может «чувством».

— Ну, и при чём тут?

Выпили.

— Он когда маленький был, ребёнком ещё, Конфуция встретил.

— Он что, в Китае был?

— Почему в Китае?

— Так ведь Конфуций в Китае жил.

— Да? Ну, ладно, запамятовал я.

— И что же?

Выпили.

— Конфуций тогда уже совсем старым был, вздыхал часто. И всё жаловался, что ученик его Хуэй умер, молодым умер, а мог людей чувствовать, а другие ученики не могут, как он, Конфуций, ни пытался их научить.

— А сам-то он чувствовал?

— Да кто его знает, запамятовал я. Может, чувствовал, а может, хотел только, кто его знает.

— И что?

Выпили.

— Ну, вот Сократ и запомнил.

— Чего запомнил? Про то, как людей чувствовать?

— Да нет же! Это он как раз не просёк, он решил, что это дело безнадёжное. А раз так, то одно только и остаётся.

— Что остаётся?

Выпили.

Бомж пригорюнился и жалостно произнёс: — Истина!

— А чего так жалостно?

— Так ведь я же друг Сократа.

— И что?

— Что-что… да на фига мне эта истина, а? Ну, на фига она без людей-то?

— Ну, как же…

— Да заткнись ты! — Бомж обозлился.

Выпили.

— Больше нет?

— Нет.

— Ну, тогда я пошёл.

Бомж сплюнул и пошёл.

 

Шпалы остались

 

Рельсов уже не было, но шпалы остались.

Ушли в землю и сгнили.

Сначала они привели в болото.

Он обошёл болото и на другой стороне нашёл продолжение.

Шпалы вели в… да какая на хрен разница, куда они вели?

Там ничего не было, только райские яблочки, несъедобные.

И счастливые люди. Траву жевали.

Они там храм построили. Из ворованных рельсов.

Чистый звук разлетался далеко, даже лягушки не квакали.

Он сел на пенёк и съел пирожок.

Счастливые люди померли, а он всё сидел.

Подошёл Бог и спросил: — И чего ты тут делаешь?

Покурили.

И разошлись.

Возвращался по шпалам, чувствуя какую-то недосказанность.

 

Нь

 

Нь*.

 

* Это я хотел написать текст, сделал заготовку, а потом подумал, что больше можно ничего и не писать.

 

Наращивал виртуальной реальностью реальную реальность

 

Наращивал виртуальной реальностью реальную реальность.

Нитки использовал светящиеся.

Иероглифы кололись, латынь ныла, гноился церковно-славянский, проступала сыпь новояза.

Занимался самолечением, укрылся крыльями, всё оцифровал, потом запил водкой.

На ветке берёзы сидела прозрачная девочка и пела песню цикады.

Щупальца из земли тоже были, но оканчивались на «ы».

Рассвет над мусорной свалкой. Потом закат над нею же.

Звездообразно небо выло.

Сначала сложил все столбики чисел, потом все строчки чисел.

Коллекционировал гробики, потом перестал, сами стали расти.

По информационным каналам дотягивались до него сердца людей, но он чувствовал — не настоящие, он уже не различал.

Всё время уходил по тропинкам, скрывался за поворотами, таял в далях, только это была всё время одна и та же тропинка, один поворот и одна даль, только его было много, а потом он весь вышел, осталось только всё время.

В траве бегали маленькие человечки, похожие на муравьёв. В книгах тоже бегали.

Девочка слезла с ветки и ушла по тропинке.

Шарик, а внутри ещё шарик, а в шарике шарик, и в том шарике тоже шарик.

Он долго смеялся.

 

Из "Записок под изголовьем"

 

То, что трогательно...

 

Когда с дерева уже опали почти все листья, а на одной ветке ещё держатся два-три листка.

Когда родственник вырвал из книги почти все страницы и пустил их на самокрутки, но ещё остались две-три страницы, и на одной из них — твоё любимое стихотворение.

Когда девушка уже сняла почти всю одежду и прикрывается шарфиком.

Когда почти все друзья уже поздравили тебя с днём рождения, а один ещё нет, и ты ждёшь, и — вот и он.

Когда почти все друзья забыли поздравить тебя с днём рождения, и ты ждёшь, и — вот один поздравил.

Когда девушка уже почти оделась и, помедлив, повязывает шарфик.

Когда родственник вклеил обратно в книгу почти все страницы, а страницу с твоим любимым стихотворением оставил у себя.

Когда на дереве распустились почти все листья, а на одной ветке остались две-три нераспустившиеся почки, потому что она сломана.

Когда вечером прячешь эту записку под изголовье, а утром находишь её рядом на столике.

 

Оргазм, коллапс и гробница в его жизни

 

Он слегка картавил и так мягко и нежно произносил слова, что возникали какие-то диковинные вещи: ольгасим, коляпс и клёпница. Она догадывалась, что Ольга Сим когда-то была его любовницей: он вспоминал её редко, но каждый раз вздыхал и закатывал глаза. По его словам было непонятно, кто такой Коля ПС, но он представлялся ей важным, толстым и злым. А ещё напыщенным и невоспитанным, потому что не приходил, а происходил, не встречался, а случался, а ещё всё время на что-то наступал и надвигался. И только по поводу клёпницы у неё были сомнения: не то это ёмкость, в которую он собирался в будущем складывать свои клёпки, не то знакомая Клёпа из Ниццы. Но, по крайней мере, не любовница, потому что он её не любил и боялся. В минуты душевной смуты он говорил: «Я уже забыл, что такое Ольга Сим, врачи говорят, что в любой момент может случиться Коля ПС, и впереди меня ожидает клёпница».