ИЗ ЛАТЫШСКОЙ ПОЭЗИИ*

​

Эгил ПЛАУДИС (удостоверение чл. СЛ РФ № 25)

 

ЛЕШИЙ

 

Приходит пора всем покинуть свой дом.

По звёздным дорогам, блуждая, бродить.

Сквозь красную вишню, сиреневый вереск

Лешим по ржавым болотам водить.

 

Нас водит усопших душ хоровод

Трезвоном медным, смрадом болотным

Изо дня в день, из года в год

Во мхах с пением приворотным.

 

Хотим ли плутать? Разве спросят про то…

Ни горя овраг, ни славы залог

И ни человек, ни дыханье – никто

Ещё не сумел миновать тебя, рок.

 

Уж кончики крыльев болят, скоро дом

Пора покидать и по звёздам бродить, –

Сквозь красную вишню, сиреневый вереск

Лешим по ржавым болотам водить

 

* * *

Как минарет высится день,

Как минарет.

Горькие слёзы текут со стен, –

Оттого, что хозяин сед.

 

Рвёт листы бело-серых бумаг,

Ведь молод так адресат,

С далью в голосе некий чудак,

Стыдом за будущее объят.

 

Сердца разбиты и танцуют счастливо.

Как клоуны скачут сто лет,

И высится день горделиво

Как минарет.

 

ТАНЕЦ

 

Я ведь далеко не юн,

Но, если будешь ты усталой,

Я стану с кистью танцевать.

 

Мы будем кровь втанцовывать в картины,

Пока твоя – не разгорится тоже,

Пока зелёные в глазах не вспыхнут угли.

Вот тогда всё потечёт как надо,

Но только бы не позвонила

Осень, что придёт издалека.

 

Осень, что придёт издалека,

Уж наверняка не позвонит,

Пока цветёт двух наших почек

Ничем неустрашимая весна.

 

ПОСВЯЩЕНИЕ

 

Пойду в воробьиную академию

Или в цирк, если ты так хочешь,

Лишь бы, как молодая луна,

Ты сверкала бы в тёмные ночи.

 

Пойду работать грузчиком, ювелиром

Или в старые кладбищенские сторожа,

Я отдам тебе свою мудрость

И глупость – пусть тебя сторожат.

 

Только останься собой – или лучше

Делай, как ты это можешь:

С каждым утром становись другой,

Но сама на себя очень похожей.

 

Пойду куда надо, даже если мне

Не дадут хоть какую-то премию.

Как в самом начале я упомянул,

Пойду в воробьиную академию.

 

ДОРОГИ

 

Тетеревиный ток, сентябрьский закат

Прозвенел снова талер – год.

Сто дорог пройдя, возвратиться рад,

Но ничто меня не берет –

 

Грудь сжигает ещё пепел сказок,

Струны скрипки тайны таят.

Пляшут черти под старым вязом,

А глаза как угли горят.

 

По горящим углям иду я,

Скрипка каждой дрожит струной:

Будет ведьма плясать, ликуя,

Пока сердце не станет землёй.

 

Тетеревиный ток, сентябрьский закат

В них моей земли тревога.

Сто дорог пройду, неизвестности рад,

Я иду по тебе, дорога.

 

ДИВИСЬ

 

Дивись, – то, что прекрасно,

За рекой исчезает.

Двор неторопливо, бесстрашно

Жаба переползает.

 

На дудке кукушка уже не играет,

В барабаны тыкв теперь колочу.

Вместе с ветром душа завывает.

Или с груши лечу?

 

Начал кантату последний кузнечик,

Сиди и дивись.

В сад вошла осенняя женщина –

С инеем в косах жизнь.

 

* * *

Жить хочу безоблачно, тихо, –

Мне так ненавистно лгать.

Но грозный мой домовой

Не даст, не даст мне дышать.

 

…Ногой топает карга,

Зал шепчется – он уж тут.

И вместе с лешим моим

Мне руку пожать идут.

 

Ты, домовой, моя блажь,

Что должен в узде держать.

Проходит серебряный дождь,

Я соло должен играть.

Соло.

 

ЗЕМНЫЕ ЛЮДИ

 

Жил-был земной человек Саади,

Был Хайям упавшей на землю звездой.

С красными, горячими ступнями ходил

Байрон, крича вместе с чайкой морской.

 

Дышит наш день вулканическим чадом!

Жилиста и завистлива кожа земли.

Нам в одиночку доказывать надо,

Что мы действительно дети земли.

 

Жаль, – в одиночку доказывать надо.

 

* * *

Сколько жизнерадостности

Требуют грустные строки –

Все равно что целовать

Иссечённые шрамами щеки.

 

Все равно что взбираться

В гору по чёртовой круче –

Точить серебряные трели,

Когда морозы жгучи.

 

Сколько жизнерадостности

Должно быть в сердце поэта,

Когда у черты последней

Ходит в последнее лето:

 

Руки корнями становятся,

Лавиной – соловьиные трели;

Придёт весна – и подснежники

Подарит земле в апреле.

 

ГАЙТИ*

 

С белой бородой мой дед,

Старый конь, ветряк у Гайти,

Лишних слов в помине нет –

Две косули с края гати...

 

С легким сердцем проезжали

Мы однажды лугом росным –

Поезда вдали кричали

В мраке, как осколки, остром.

 

Эхо хлюпало в трясине,

Лишних слов в помине нет...

Две косули, небо сине,

С белой бородой мой дед.

 

Дед в созвездиях блуждает,

И ушли косули с гати.

В сердце ветер лет вращает

Мельницу седую в Гайти.

_____________

* – Гайти – название хутора.

 

МОТИВ

 

Лампочка, лоб Чака яркий*,

Муравья зари вспугнула.

Алые гвоздики жарко

В бороде козы сверкнули.

 

Тень моя сучила нитки,

Я бродил, себя теряя,

В пригороде, где калитки

В сад сулили грёзы рая.

 

Вот он – час моей свободы,

Лоб – что вышеупомянут:

Канет миг, иссохнут годы,

Лишь гвоздики не увянут

 

И слова, что жарче раны

В горьком сердце догорели,

Пока конские каштаны

В переулках грёз бурели.

_____________

* – выдающийся латышский поэт.

 

ЛИСТ

 

Месил на огороде грязь

Подошвами сапог,

И вдруг спускается ко мне

На лоб светлый листок.

 

Был короток и ярок миг –

Листок ко лбу припал,

О том, как полагалось жить,

На нём я написал.

 

Чего ж ещё – так и пойдёт

Опять до листопада;

Как знать: такую жизнь другим

Желать или не надо?

 

* * *

Словно пожар пылает

На небесах рассвет.

Но птиц моих смущает

Какой-то цепкий бред.

 

В лесу теней звучанье,

Крик рыбы из глубин, –

Пускай моё молчанье

Петь не мешает им.

 

* * *

Боль, твой приход неотвратим,

Мы это чувствуем невольно,

Но жизнь как сказка братьев Гримм,

Пока тебе ещё не больно.

 

С ухмылкой ведьмы заглянут

В глаза – твои, мои когда-то,

Другие петь сюда придут

И тоже канут без возврата.

 

Гляди, как солнце вновь встаёт,

Обрадуйся житью земному.

Не гном ли за руку ведёт

Нас по нетопленому дому?

 

* * *

Белый домик у синего моря,

Пёсик в клетчатом жилете.

Жгут каштаны пушистые свечи,

На всё прочее – Божья воля

 

Так я грезил, так я мечтал,

Ночи тяжки и душны были,

Пятки чёрт тебе защекотал,

Мои грёзы в песок зарыли.

 

Белый домик у синего моря,

Белые паруса на просторе.

С рыбаком уплыл на рассвете

Пёсик в клетчатом жилете.

 

* * *

Молитв не ждите от меня.

Они не помогают, –

Мгла предвещает, что коня

Вдали уже седлают.

 

И яблокам не помолюсь,

Пусть их качает ветер,

И косарям, хотя боюсь,

Что поздно скосят клевер.

 

Отважно, тихо всё плывёт

В те самые края...

По крыше камушек ползёт,

А в нём – судьба моя.

 

* * *

Нет безумнее кручины.

На плечах лежат седины.

Воронам по триста лет –

Но меня старее нет.

 

Мотылек не прожил дня,

Но уже старей меня,

Посреди большой реки

Сбросил крыльев лепестки.

 

Нет безумнее кручины.

Над просторами отчизны

Синевато вороньё,

Как из прачечной бельё.

 

* * *

Древнее слово благостно –

Воздух, вода и огонь.

Древнее слово безжалостно –

Попробуй такое тронь.

 

Благость в нем или скверна –

Не различит глухота.

Земля лишь останется чёрная,

И над ней плита.

 

 

Модрис АУЗИНЬШ (удостоверение члена СЛ РФ № 86)

 

*  *  *

Одна ласточка весны еще не приносит

                                    Пословица

Я сам

здесь раскорчевывал лес.

Я сам

здесь вспахал целину.

Я сам

с кабанами начал

нескончаемую войну.

 

С голубями

я воевал,

с дождем

и с холодами

и знал – спины

                          не разогнуть

еще, быть может,

годами.

 

Я не считал,

сколько здесь

всякой работы было.

А сегодня утром смотрю

И не верю:

весна наступила!

 

* * *

Каждую пятницу я получаю письма

С необитаемого острова.

 

Каждую пятницу

Какой-нибудь Пятница

Просит помощи,

Или просит ласки

Какая-нибудь Пятница.

 

В другую пятницу

На острове высадились людоеды

И умирают с голоду

Без меня.

 

Сегодня четверг, и у меня будет

Бессонная ночь

 

Каждую пятницу я получаю письма

С необитаемого острова.

 

Все они написаны

Одним почерком,

Который так походит

на мой.

 

 

* * *

 

            Эдуарду Вейденбауму*

 

Еще канатоходец

                        на канате спит

Спит в море белоснежный корабль

В небе спит

                    зеленая сигнальная ракета

Вода спит в турбинах

электростанций

Спит в груди

                     глубокий вздох

Огонь спит в очаге

                        зарывшись в пепел

Красиво спит соловей

На шпиле Рижской башни**

И земля на оси

Во сне как-то

беспокойно ворочается

Я сегодня утром

                           встал

Первым.

_____________

* – первый латышский революционный поэт;

** – перифраз латышской народной песни:

                        Красиво поет соловей

                        На шпиле Рижской башни.

 

ОЗЕРО

 

                        Кришьяну Барону

 

Его окликнули по имени*

когда летело в небе

                                  озеро

на миг остановилось в воздухе

и усмехнулось себе в бороду

 

под озером рожь расступилась

чтобы с небес упало озеро

но озеро лишь усмехнулось

и полетело вдаль как облако.

_____________

* – фольклорный мотив: если озеро-облако

  назовут по имени, оно упадет на землю

 

*  *  *

Я каждое утро

С коромыслом на плечах

Спускаюсь к озеру Буртниеку

Зачерпываю ведра

И обратно поднимаюсь

Когда все вычерпаю

Будет виден замок Буртниеку*

И больше никому

Я не понадоблюсь

_____________

* – латышский фольклорный мотив

 

* * *

Бежит дрессированная собака

и кусает за руку

меня необученного

 

дрессированная реклама

бежит по кругу

пытаясь поймать

собственный хвост

 

воробьи

побуду в вашей стайке

и ко мне прилипнет

ужас перед кошкой

 

ах мир

такой дрессированный

и как-то боязно

не стану ли привычкой

 

* * *

грибы бесшумно прут из прели

луна как яблоко румяное на ели

 

бросает через реку мост

и по дорожке лунной во весь рост

 

шагают как клочки тумана тени

на праздник велей* в ночь их воскрешений

 

мальчишка словно всадник на заборе

украсть чужие яблоки не прочь

какая тихая святая ночь

_____________

* – души мёртвых.

 

* * *

Всю ночь шёл снег

все утро

теперь – в побелке всё

как будто

и проходя

снежной тропке

шагом

раскланиваюсь я

встречаясь

с Чаком*

 

мимо меня идёт

на лыжах он неслышно

туда где солнце

из-за леса вышло

и ветка что втыкаю

над лыжнею

цветами белыми

покроется

весною

_____________

* – Александр Чак – выдающийся латышский поэт.

 

Марис ТОЛСТОВС

 

* * *

и уходят прочь

тропинка, река и дождь,

и вытоптанные корни – всё

из дома прочь

и со двора выскальзывает,

прочь от тебя –

с такой болью, так неудержимо,

что за ушедшими

ворота закрывают

забора левая

и правая рука

 

Мара ЗАЛИТЕ

 

* * *

Ещё могу брать с наших полок

Те банки с мёдом или эти –

Их аромат душистый снова

Напоминает мне о лете.

 

Пока ещё стоят на полках,

Что лучше – выбирать не буду,

Ведь всё равно наступит утро,

Когда придётся сдать посуду.

 

Я встану в очередь с другими.

Полны когда-то банки были.

Ох, тяжела пустая тара

Из-под того, что так любили.

 

Инессе ЗАНДЕРЕ

 

НА ЛОТКЕ – ОСЕНЬ

 

Я осень продаю в постыдном торге.

Как агнец, неба синева кротка.

Так нелегко дается роль актёрке –

Торговка – осень продаёт с лотка.

 

Как получить мне дармовые деньги

За то, что просто так дала луна,

Когда она – купальщица в бассейне –

Была мила лицом кругла бледна.

 

Как эти листья лягут на прилавок,

На ломких черенках оттрепетав, –

Мне жаль свою печаль, а пуще навык

Грустью проникнуться, считав ее с листа.

 

Я выросла среди таких созданий,

Что голос свой всегда с собой несут, –

Они ни буковки для чьих-то назиданий

И ни строки души не продадут.

 

Знак долготы над поредевшей липой*

Не проведёт луч солнца ещё раз.

Сторгуемся – и голос станет хриплым,

И я уйду в глушь осени от вас.

_____________

* – знак долготы над гласными в латышском языке позволяет

им звучать в два с половиной раза дольше обычного.

 

Виктор АВОТИНЬШ

 

ДОСТОЕВСКОМУ

 

Заполнен подданными Божий дом,

В нём холодно и Бога молят в нём,

И солнце плавает, как жирный сом,

Над трясуном, глупцом, золотарём.

 

Не меркнет чёрное, зря не горюет,

Да мало ли есть чистого и в чёрном...

Тут не вражда – бес зависти лютует,

Нас приучив к застольям и законам.

 

Побег любви пронзает тучный воздух,

Она умрёт – отравит горечь душу,

Покажется, что кто-то бьётся в окна,

Как чувство, что не вылилось наружу.

 

Не меч убьет, а засосет болото,

Твой жемчуг незаметно пожирая,

И редкая любовь дает без счёта,

Все сокровенное собою укрывая.

 

Заполнен подданными Божий дом,

Поют Отчизну, в благородстве тая,

А кто-то раны лижет языком

И мух с нее сгоняет, задыхаясь.

 

ФРАНЦУЗСКИЙ МОТИВ

 

Его ещё почти не пили –

Мы выпьем синего вина,

Цвёл на Монмартре чудный ирис,

Когда цвела луна одна.

 

Француз уснул, как вскрывши вены,

Столь наг и смел – разлёгся тут,

В его глазах текут две Сены,

И палец две звезды сосут.

 

Мерцает ночь импрессионистов,

И древо жизни скрыто мглой,

Но поцелуй горит, неистов,

Всем нашим горестям назло.

 

Уже рассвет легко, как птица,

За синевой стекла дрожит,

И прежде, чем нам пробудиться,

Уносит в небо нашу жизнь

 

Пока не наступило утро,

Мы выпьем синего вина –

И на Монмартре нищий, будто

В раю, глядит на столик наш.

 

Марис МЕЛГАЛВС

 

СТИХОТВОРЕНИЕ В ПЕРСПЕКТИВЕ

 

Встала на Дороге Жизни,

вся дрожит, бедняжка,

 

маленькая, белая

нижняя рубашка.

 

Ротозей на ротозее,

обступив, стоят глазея.

 

Расточают обещанья

скользкие чрезвычайно,

 

все пути, твердят, – открыты,

лишь погромче заори ты.

 

Постояв ешё немного,

зашагала тяжко

 

маленькая, белая

нижняя рубашка.

 

Шаг становится все шире,

вот: совсем исчезла в мире.

 

ПЕСЕНКА О ЛЕДЯНОЙ ДЕВИЦЕ

 

Та девица медуницу

по зиме несёт.

А откуда та девица,

Кто ж ее поймёт?

 

Весь сиянием мороза

наш мирок объят.

Липа, ясень и берёза,

шапки сняв, стоят.

 

Рыщет в ступе дьяволица, –

в ступу к ней залез.

Где сыскать ту медуницу,

не подскажет лес.

 

Лёд на речке серебрится,

лишь родник поёт:

«Тут родилась та девица, –

тут она умрёт.

 

Та девица медуницу

по зиме несёт».

А откуда та девица,

Кто ж ее поймёт?

 

Вия БЕЙНЕРТЕ

 

* * *

Сама себя поймала

И в клетку посадила,

Но клетку ту – взломала –

На миг освободилась,

 

Я яблоком зелёным

Расту и верю слепо,

Что дотянусь я кроной

Своей до неба.

 

Премудростью житейской

Не утолить мне жажды –

Я яблоко библейское

Срываю дважды.

 

Мир словно утро раннее,

Яснее стал и ближе.

Предугадав заранее,

Себя в нем вижу.

 

Пространство вижу синее

И свет на небосклоне –

Судьбы врезаю линии

В свои ладони.

 

Анна РАНЦАНЕ

 

* * *

Деревня – глубокий колодец,

где каждый берёт по ведру,

родник посажен в ладони дворов,

чтоб смыл он чью-то беду.

 

Под клубами сизого дыма –

избы, как под одним кровом.

В десять дверей засыпают зерно,

в одни – веют полову.

 

Перепутаны запахи очагов –

по деревне бродят, как тени.

Торопливо к колодцу тропинки бегут,

словно к матери на колени.

 

Светом залито все окно,

как цветами белой герани...

Наши дети, слова и грехи

парятся в общей бане.

 

Липы, присев на обочину,

дорогу, как лошадь, пасут.

Клен подаёт мне двенадцать звёзд,

и они мне ладони жгут.

 

А когда тропиночки всех дворов

принесут мне в пригоршнях вечер,

в очаге заката угли расшевелю

и подмету крылечко.

 

ОЧАГ

 

То, что свято, спрячь в очаг,

чтобы люди не топтали...

(Древняя латышская ворожба)

 

Будто нож занесён над сердцем,

сдавило обручем грудь –

на моё завьюженное лицо

не пожелаешь взглянуть.

 

Но шальная пляска огня

выхватит лоб мой из тьмы.

В шумных застольях рядом

больше не сядем мы.

 

В очаг загляну – он, зеркалом

угасая, закатится тихо;

как золотые, в угол платка

завязано наше лихо.

 

Глаза свои в золу очага,

как угольки, зарою.

Голос, чтоб огонь затрещал,

брошу в очаг берестою.

 

И, онемев, склонюсь к тебе

над жгучим, как рана, огнем,

чтобы спрятать тебя в очаге,

чтобы сжечь тебя в нём!

 

А не поможет – телом своим

закрою очаг в отчаянии –

чтобы твой пепел люди

не затоптали нечаянно.

 

Клав ЭЛСБЕРГС

 

ВАЛЬС ЦЕХОВОМУ ДИСПЕТЧЕРУ

 

Dans I’herbe noire les kobolds vont.

Paul Verlaine

 

Ногти обрежь, чтоб чулки не порвать ненароком,

Вечер пришёл, и она прямо перед тобой так красива,

Слушает музыку, – как в опьяненье глубоком,

С полузакрытыми веками грушу кусая лениво.

 

Встань и возьми этот плод у неё из руки,

Пусть твоя серая лапа погладит девичью ладошку,

Пусть рвутся цепи стальные,

разгибаются кранов крюки,

 

Пусть листовое железо сомнут твои пальцы в гармошку.

Перед опущенным взором будет тихо

  конвейер струиться.

Лишь её нежное тело, прильнув к тебе, не покорится.

_____________

* – В чёрной траве идут кобольды. П. Верлен (фр.).

 

Аманда АЙСПУРИЕТЕ

 

* * *

Бусы из ракушек в детстве носила –

Из закатов ношу этим летом.

Может, счастье не улыбнётся,

Буду жить, не жалея об этом, –

Потому, что так мало меня

Будет и было, –

Как на закате огня

В окнах, что хозяйка отмыла.

И меня легко потерять –

Как сомнение или время,

И пропажу не замечать.

Когда чересчур далеко забреду

И не вернусь назад,

Обо мне – лишь последний встревожится,

Не нанизанный на нитку, закат.

 

Янис БАЛТВИЛКС

 

* * *

 

думай об Исландии

они говорили

когда тебя стиснет в толчее миллионного города

думай о море о чистом воздухе

о траве которая в этот миг

между двумя льдинами зеленеет

об Исландии думай

о том как сквозь века

и сквозь двадцатый век

она дышит думай завидуя

они говорили

это ничего

они говорили

если ты как раз не был в Исландии

в толчее миллионного города

думай об Исландии

или о Берзциемсе думай

о голосах чаек в тумане

о падающих со звоном гребнях волн

о дыме из рыбокоптилен

так они говорили

в толчее миллионного города

об Исландии думай

думай о Берзциемсе

думай и удивляйся и несравнимое

пробуй сравнить

 

* * *

будь ласков

взгляни на этот корабль

так они говорили

железо чистое железо

но видишь как плавает

и не горюй

ты же понимаешь

они говорили

теперь

когда ты видел плавающее железо

ты же понимаешь что

жалобы бесполезны

 

* * *

вновь тебе подарили

целый вечер печали

счастливчик

они говорили

счастливчик

в гости к тебе в этот вечер

самые близкие люди

самые близкие

также и те

кого нет уже на свете

в гости к тебе в этот вечер

счастливчик

они говорили

души родные придут

 

Петерис ЗИРНИТИС (Удостоверение члена СЛ РФ №17)

 

ОСЕННЕЕ

 

Вообще-то не на что жаловаться нам:

Долгое-долгое было лето,

И была душа любовью согрета,

И в стороне война.

 

Вообще-то не на что жаловаться нам:

Замуж выдаём дочерей

И каждый субботний вечер

Паримся в бане своей,

С тела уставшего грязь смываем,

И отдыхает душа,

Когда горечь обид забываем.

 

Вообще-то не на что жаловаться нам:

Лето было долгое очень.

И вот опять околдовала грусть —

Клин журавлей вбивает в небо

Осень.

 

Паук ткёт серебряную сеть.

Случайный лист падает в неё и дрожит.

А рядом в бессильной ярости

В липкой паутине пчела жужжит.

 

Вообще-то не на что жаловаться нам:

Разве не может на паутине

Качаться паука чёрный крестик?

Долгое было лето,

Долгая зима,

И все мы

Всё-таки

Всё ещё вместе.

 

ГОЛОС ВОРОНЫ

 

С неба спустилась ворона

на переговоры со мной

да: как давно уже

гром и молния

досаждают мне тишиной

 

не ударят в громоотвод

не задрожит липа

и в поднесённой кружке

давно уже скисло пиво

 

какая индивидуальная тишина

ворона покашливает надо мной

так одиноко мёрзнет

наш коллектив зимой

 

ПРИВЕТ

 

Бог подарил ледяной цветок,

пусть на окне цветет.

Вновь умершие соловьи поют

все ночи напролёт.

 

Белея на стекле, цветок цветёт ¬

от ледяного дерева привет.

И руки холодны мои как лёд,

когда прислушиваюсь к пенью птиц,

твой взгляд меня не узнаёт.

 

МОЖЕТ БЫТЬ

 

О чём плачешь,

о чём смеёшься, –

вереск в поле поёт, –

пчёл несметная тьма

в поход

на цветы идёт.

 

О чём рассказываешь,

о чём молчишь,

земляничное поле моё,

лето в разгаре,

и слышно лишь,

как иволга дождь зовёт,

 

ещё ничего не упущено,

всё ещё может быть;

красная земляника шепчет:

может быть,

может быть.

 

ДРУГУ

 

Приходи, – это будет чудный вечер,

Сядем в саду за круглым столом, в твою честь

Хозяйка развесит звезды на дубах, как свечи,

Будем пить вино из красной смородины и крыжовник есть.

 

Мы захмелеем и мир захотим сделать краше,

Будем звёзды с ветвей срывать и в стаканы бросать,

Месяц рассмеётся и спустится вниз погостить

на пирушке нашей,

В комнате цветы запоют и, обезумевшие, выйдут из ваз плясать.

 

Всю ночь будем пить и петь сумасбродные песни,

Звёзды-светляки будут в нашем вине мерцать,

а мы в колодце неба воскреснем.

 

А месяц будет смеяться и, словно ягоды, стаканы опрокидывать,

Соловьи будут свистеть, и дрозды будут с дробью

коленца выкидывать.

 

Приходи, – не бойся, наутро не будет похмелья,

Станет вечной на миг наша жизнь, не растеряв веселья.

 

СЛОВА ПЕСКА

 

неужели лишь зерна песка на ветру

кто же те чья листва распускается

неужели лишь пульса ритм поутру

кто же те чьи цветы раскрываются

нет никто ещё не окончателен тут

от кого-то нам дан вариант

дуб столетний и саженцы

что расцветут

и в земле зря ничто не лежит

ветер ветер нас будет кружить

и зёрна песка прорастут

 

ОЗЕРО

 

Через далёкие поля

свет озера течёт в меня

сквозь жёлтую листву течёт

лучом озолотив плечо

 

и дальше сам иду тогда

стать Временем вернуть сюда

Солнцеворот Солнцеворот

и встретить тех кто вновь придёт

 

но к берегам стекает свет

оглядываюсь – солнца нет

зашло за дальние поля

среди дубрав лежит земля

 

а я позолоченный светом

один засеян в поле этом

зерном рассыпан из горсти

как жизнь

что хочет вновь взойти

 

МЕЖ ВОЛНОЙ И ВОЛНОЙ

 

Только лёгкое прикосновение –

синий танец танцует волна,

и качается лодка

вверх и вниз на волнах.

 

Только лёгкое прикосновение,

невольное, нечаянное –

и застывает волна,

и обрушивается за плечами.

 

Только лёгкое прикосновение –

время в кончиках пальцев дрожит,

ни вперёд, ни назад –

меж волной и волной

блуждает наша жизнь.

 

* * *

Та зелень ветвей, что не увядает с листвой,

Тот клин журавлей, что скитается над головой,

То утро, когда ты стал своим настоящим и самим собой,

Те окна, которые не плачут и не мутнеют от воды дождевой.

Та истина, что приходит и сжимает тебя кольцом,

Та доблесть, когда посмеешь встать с ней к лицу лицом,

Та истина, что приходит как выпавший снег бела,

Ни в мраморе, ни на золоте никем высечена не была.

 

Та жизнь, что живётся легко, без помех,

То время, что вместе связало нас всех,

Надежда, которая не увядает с листвой, –

Тот клин журавлей, что скитается над головой.

 

РОЖДЕСТВО

 

Зажги огонь

среди угрюмой ночи

прочувствуй сердцем

то что видят очи

 

кнут опускается который век

тебе на спину

варвар-человек

 

в пучине времени полна томления

боль наказания – не преступления

на веки вечные Рим катится на дно

с ухмылкой грустной

с кислой миной

а в это время

с отметинами от гвоздей

рождается младенец

в Вифлееме

 

ИСКУШЕНИЕ

 

Мой брат я разве сторож твой

ты в мире сам живёшь

и вообще

родной или чужой

ты сам свой путь найдёшь

 

уже сказали всё и напасали

мы тут говорим ерунду

но слова мои в сердце запали

кому-то в шестом ряду

 

слова стареют

проходят годы

и язык умирает

но вновь приходит кто-то

и слабых соблазняет

 

ЗАВТРАК НА ТРАВЕ

 

улыбаясь завтрак на траве

сервирует нам официант души

знает он что в чьей-то голове

закон будущего шуршит

 

от Германии и от России взгляд

ясный и холодный отведу

выклянченной шоколадке рад

сын медведицы в зоосаду

 

на траве – столь милые всем нам

цесисское пиво раки

рассекая Латвию как шрам

поле чёрное бежит через овраги

 

ОСЕННИЕ МГНОВЕНИЯ

 

Говорите о вечности

если сантиментов не жалко

в лесном спокойном озере

одинокая тонет русалка

 

по искреннему желанию

в глубину она уплывает

золотой карась погнался за ней

но не успевает

 

встал качая плавниками карась

словно боль пронзила тоскует

высоко над прозрачным озером

сине-чёрный ворон колдует

 

а русалка лежит на белом песке

ей теперь всё равно

как язычница настоящая

не на небо попала на дно

 

незачем в эту ночь говорить

будет лишним звучание голоса

на ветру струится камыш

как русалки-язычницы волосы

 

НЕ К МЕСТУ

 

августовская туча отправилась в путь

разобиженная и печальная

календарь притворщик и лгун

сбросил лист

как любовь случайную

 

в старых рифмах с похвальным старанием

жмут стихи по привычной дистанции

поцелуй этот был согласован заранее

в самой высшей инстанции

прибыв к бывшему месту проживания

я раскланиваюсь с вороною

не ко времени чужое страдание:

рябчик проковылял

     с крылом переломанным

 

ГОСТЬЯ

 

Вижу лишь в предвечернем тумане

когда день ещё брезжит на дне

ту что свечи зажгла на каштане

гостью дальнюю

в тёмном окне

 

там действительно зим не бывает

там бессмертные розы цветут

и друзья в гости не забегают

те что в той стороне бредут

 

ту что свечи зажгла на каштане

гостью дальнюю

в тёмном окне

вижу лишь в предвечернем тумане

к ней нельзя обратиться

мне

 

СЕНТЯБРЬСКАЯ ЛИРИКА

 

Этой ночью дождь стучит тревожно

обнимает руки липы ветер

свечка догорая шепчет:

можно

мы с тобой опять одни на свете

 

эта лирика под тёмным низким небом

земляники вкус ещё разлит во рту

но по саду

кто-то белый ходит следом:

брата-инея дыханье

тает на лету

 

за громами в облаках весенних

наше время скрылось и ещё –

не старится ещё

но отцветают астры

в сумерках осенних

и мои руки ищут

в сумраке плечо

 

ПОКА ЖИВА ЛЮБОВЬ

​

Твоя грудь дышит

под моими пальцами свободно

как не усомниться

в своём существовании

 

Твои ноги словно светлые своды арки

мост над чёрной рекой ночи

наша встреча

нескончаема

 

Твоя тяжесть легка

можно подумать

ты качаешься на одном-единственном

лунном луче

 

Словно корни двух елей сплелись ноги

запотели каплями золотистой смолы стволы

наши тела

не расплести

 

Твои руки склоняются над моими плечами

словно белые шеи двух птиц

не остановить

убегающее сердце

 

Слушаю умные речи

а мои уши только твой шепот слышат

дышишь рядом все горячее

в окружающей нас говорящей пустоте

 

Поцелуй огонь в котором я горю

вспыхни сама

нам лунного света

не хватит

 

Твои руки ищут меня во мраке

а я застывший камень

и разочаровавшись твои руки

блуждают во мраке

 

Как мне одиноко когда ты засыпаешь

приласкаюсь щекой к твоей груди

и ночь сломается под ударами

красного кузнеца дятла

 

Зажги свечу пусть ночные бабочки

падают и сгорают

мой пепел укрыл твою наготу

согрейся им в эту ночь

 

Ночь слишком коротка и мои руки

не успевают рассказать как я люблю

и утром мои губы как в разлуке

тобой насытиться не могут и глаза

в тебя не могут досыта вглядеться

 

Зеленая постель ягодника нас ожидает

обвивает гирляндами зацветающих веток

и мы остаемся здесь

на веки веков

 

Когда мы умрём

луна соберёт наши поцелуи

разбросанные по ночным фиалкам

и больше не будет такой одинокой

 

НАВСЕГДА

 

Повторим пройденное, –

открой страницу той осени,

когда мои руки

заговорили на языке твоего тела.

Падает камень с обрыва. «Навсегда!» –

кричим ему вслед.

Перелистаем

Главу нашей Мудрости.

Теперь мы знаем

вас, ядовитые луга

и речные заводи, —

луговая трава и прибрежная осока

глубоко с наслаждением

выплеснули яд

в наши тела. «Навсегда!» –

кричали мы.

Липы краснели от нашей наготы,

река распускала сплетни до самого устья,

и возмущённое море швыряло на берег

полуразбитую барку. «Навсегда!» –

кричали мы.

А чайки передразнивали нас,

а мы снова выкрикивали те же слова,

и повторение оказывалось

мачехой радости.

Давай выйдем в поле,

упадём среди васильков —

и о нас забудут.

Навсегда.

 

Янис ПЕТЕРС

 

* * *

Что за парни в Гризинькалне,

Где ещё найти таких?

Старые и молодые,

И я тоже среди них.

 

Ах, как парни в Гризинькалне

Любят девушек своих, –

Старые и молодые,

И я тоже среди них.

 

Ветер гонит лист осенний,

Прочь сметая наши дни.

Остаются лишь деревья, –

На Земле стоят одни.

 

Где ж те девушки и парни,

Что садились на скамейки? –

В кронах парка в Гризинькалне

Жить останутся навеки!

_____________

* – Мои переводы латышских поэтов, представленные в книге «Непрерывный фотомонтаж», глава «Мастерская», опубликованные в других изданиях, статьи о творчестве этих поэтов:

Виктор Авотиньш: Дом земной, “Даугава” №7, 1983; “Современная латышская поэзия”, в 2-х томах, “Лиесма”,1984;

Аманда Айзпуриете: “Сосны на дюнах”, МГ(«Молодая гвардия»), 1987; “Октава”, “Лиесма”, 1986; “Истоки”, МГ, 1986;

Модрис Аузиньш: “Истоки”, (сост. Г. В. Рой), МГ, 1983; “Молодая Гвардия – 85”, МГ, 1985;

Янис Балтвилкс: Так они говорили, “Даугава” №7, 1987; “Где ночует дрёма”, “Детская литература”, 1988; Где ночует дрёма, Н.Рябинина. “Литературное обозрение” №4, 1989;

Вия Бейнерте (Рамане): “Вдохновение”, МГ, 1979; “Истоки”, МГ, 1986;

Мара Залите: “На стороне солнца”, МГ, 1986;

Инессе Зандере: “Октава”, “Лиесма”, 1986; “Клуб” №3, 1988;

Петерис Зирнитис: Меж волной и волной, “Дружба народов” №6, 1981; “Сентябрьская лирика”, “Лиесма”, 1981; “1000 строк о любви”, “Лиесма”, 1983; “Сон в тысячу колоколов”, “Советский писатель”, 1983; “Современная латышская поэзия”, в 2-х томах; “Лиесма”, 1984; Садовое кольцо, “Даугава” №8, 1985; “Родина”,

“Лиесма”, 1985; Зеркало обратной перспективы, “Даугава” №5, 1987; “Родник” №11, 1989;

Марис Мелгалвс: “Дни этого года”, МГ, 1986; “Октава”, “Лиесма”, 1986; Горсть зерна. “Даугава” №4, 1986; “Сосны на дюнах”, МГ, 1987;

Эгил Плаудис: Ему самому не дано предвидеть, К. Скуениекс, “Даугава” №11, 1982; Весенний рисунок, “Даугава” №8, 1983; “Современная латышская поэзия”, в 2-х томах., “Лиесма”, 1984; Сестра серебряная, черная сестра, “Даугава” №12, 1985; “Яд сирени”,

“Лиесма”, 1985; “Выковать птицу”, “Советский писатель”, 1986;“Кругозор” №11, 1986;

Анна Ранцане: Дикая Яблоня, “Даугава” №6, 1983; “Истоки”,

МГ, 1986; “Дни этого года”, МГ, 1986; “Октава”, “Лиесма”, 1986;

“Сосны на дюнах”, МГ, 1987;

Марис Толстовс: “Истоки” (сост. Г. В. Рой), МГ, 1983;

Клав Элсбергс: “Истоки” (сост. Г. В. Рой), МГ, 1983; “Дни этого

года”, МГ, 1986; “Октава”, “Лиесма”, 1986; Вошедший, “Даугава”№10, 1986; “Сосны на дюнах”, МГ, 1987