СИЯЛ НАД ЗМЕЕМ ЛИК ГЕОРГИЯ…

25 февраля 1807 года учреждается знак отличия военного ордена Св. Георгия для награждения унтер-офицеров, солдат и матросов. В 1913 году награда получила официальное название Георгиевский крест. Интересно, что в российской наградной системе было два «Георгия» – орден Св. Георгия, учрежденный в 1769 году для генералов и высшего офицерского состава и знак отличия к этому ордену в виде креста, уже для награждения нижних чинов. «Солдатским Георгием» или «Егорием» награждали за личную храбрость. Николай Гумилёв был дважды награждён Георгиевским крестом

Николай Гумилёв,

создатель школы акмеизма, поэт, прозаик, переводчик и литературный критик. В начале августа 1914 г. записался добровольцем на фронт, был зачислен вольноопределяющимся в Лейб-Гвардии Уланский Её Величества полк. За ночную разведку награждён Георгиевским крестом 4-й степени. В 1915 г. воевал на Волыни, где получил 2-й Георгиевский крест, которым очень гордился.

Видение

Лежал истомленный на ложе болезни (Что горше, что тягостней ложа болезни?), И вдруг загорелись усталые очи, Он видит, он слышит в священном восторге – Выходят из мрака, выходят из ночи Святой Пантелеймон и воин Георгий.

Вот речь начинает святой Пантелеймон (Так сладко, когда говорит Пантелеймон) – «Бессонны твои покрасневшие вежды, Пылает и душит твое изголовье, Но я прикоснусь к тебе краем одежды И в жилы пролью золотое здоровье». –

И другу вослед выступает Георгий (Как трубы победы, вещает Георгий) – «От битв отрекаясь, ты жаждал спасенья, Но сильного слезы пред Богом неправы, И Бог не слыхал твоего отреченья, Ты встанешь заутра, и встанешь для славы». –

И скрылись, как два исчезающих света (Средь мрака ночного два яркие света), Растущего дня надвигается шорох, Вот солнце сверкнуло, и встал истомленный С надменной улыбкой, с весельем во взорах И с сердцем, открытым для жизни бездонной.

Борис Пастернак,

Нобелевский лауреат,

родившийся в метельном

снежном феврале,

тоже обращался к образу

Святого Георгия,

вспоминая Сталинградскую битву, завершившуюся нашей победой

в феврале 1943 года.

Ожившая фреска

Как прежде, падали снаряды. Высокое, как в дальнем плаваньи, Ночное небо Сталинграда Качалось в штукатурном саване.

Земля гудела, как молебен Об отвращеньи бомбы воющей, Кадильницею дым и щебень Выбрасывая из побоища.

Когда урывками, меж схваток, Он под огнем своих проведывал, Необъяснимый отпечаток Привычности его преследовал.

Где мог он видеть этот ежик Домов с бездонными проломами? Свидетельства былых бомбежек Казались сказочно знакомыми.

Что означала в черной раме Четырехпалая отметина? Кого напоминало пламя И выломанные паркетины?

И вдруг он вспомнил детство, детство, И монастырский сад, и грешников, И с общиною по соседству Свист соловьев и пересмешников.

Он мать сжимал рукой сыновней. И от копья архистратига ли По темной росписи часовни В такие ямы черти прыгали.

И мальчик облекался в латы, За мать в воображеньи ратуя, И налетал на супостата С такой же свастикой хвостатою.

А рядом в конном поединке Сиял над змеем лик Георгия. И на пруду цвели кувшинки, И птиц безумствовали оргии.

И родина, как голос пущи, Как зов в лесу и грохот отзыва, Манила музыкой зовущей И пахла почкою березовой.

О, как он вспомнил те полянки Теперь, когда своей погонею Он топчет вражеские танки С их грозной чешуей драконьею!

Он перешел земли границы, И будущность, как ширь небесная, Уже бушует, а не снится, Приблизившаяся, чудесная.