Дебют – 2023 в МОЛ
Анастасия ЧИРКАШЕНКО
Первое обсуждение моих текстов на мастерской стало провальным, после чего я решила кардинально изменить стиль и суть написания произведений – поняла, как хочу писать. С тех пор мой стиль находится в движении, я стремлюсь отвечать внутренним изменениям. Также я для себя открыла ЛитREформу, сначала как зритель, а после сама стала частью команды. Я считаю, что могу ещё многое сделать для своего творчества и для деятельности клуба.
Моя первая утрата
(этюд)
Меня зовут Настя. И мне всего ничего лет. Я хожу купаться в ванную в выходные дни. Чаще в воскресенье. Это за день до садика. Мама наполняет мне ванну теплой водой. Иногда делает пенку. Но я не всегда люблю пенку. Чаще мне нравится видеть воду. Она напоминает водохранилище города вэ.
Я захожу в ванную комнату и дышу паром. Я всегда прихожу в ванную комнату заранее – до того, как ванна наполнится теплой водой – ведь я люблю журчание воды. Мы можем нуждаться в урчаниях, но журчание лучше. Природа лучше животных. Кроме сони, моей кошки. Она сейчас на даче, бегает на горе. А я по ней скучаю когда дедушка хвалит её за ловлю мышей.
Я защелкиваю дверь на громкую щеколду. Но стараюсь делать это наиболее ласково. Мне всегда очень страшно от этого звука. Ведь каждый раз звук щеколды напоминает о звуке выстрела в лоб или спину. Но мама не знает о моём страхе. Она всего-то думает, что наливает мне горячей воды в ванну. И продолжает захлопывать и хлопать и дёргать щеколду и заставляет мой мозг трескаться и ненавидеть её мою самую единственную мать за журчание моей любимой доброй воды.
Стягиваю маленькую одежду. Опускаюсь в воду. Это всегда приятно. Я люблю обжигаться водой. А потом как ни в чем не бывало сидеть на ней попой.
В ванной я сижу долго. А напротив меня стоит кружка. На ней есть поляна. На поляне есть тропинка. Тропинка идет вдоль поляны и через небольшие холмы. Которые под небом. По бокам тропинки также есть леса. Тропинка уходит в горизонт. Это конец холмов и тропинки. Но не конец лесов. И не конец неба. А только низ его.
Я никогда заранее не хочу смотреть на эту кружку. Эта кружка вообще должна была служить для того, чтобы я наливала туда воду и полоскала ею очищенный щёткой рот. Но зачем мне наливать воду в кружку, ждать пока вода наполнит кружку, если я могу наливать воду в ладошки. Чувствовать тепло воды ладошками и делаться немного радостнее от этого.
Вот поэтому-то и выполняет кружка совсем не ту кружечную функцию, которую ей следовало бы выполнять. Кружка не соответствует кружке. Как насилующая детей собака не совпадает с собакой охраняющей детей от насильников.
Я смотрела на тропинку на кружке и думала о ней. В моей голове возникали вопросы. Тропинка идёт-идёт и доходит до конца. Но конец вижу я. А куда идёт тропинка. Что там. Кто там. Не видно.
Я никогда не спрашиваю об этом вслух. Не по причине того, что все дураки. А просто знаю: есть я и кружка. Никого больше. И я фантазирую. И довольствуюсь мечтами. Никогда не отвечая на вопросы по-настоящему. Ведь вновь и вновь обращаюсь к горизонту и задаю те же вопросы. Снова и снова нахожу и подставляюсь мечтой. Которая всегда кстати.
И всегда уходя туда, я почти не возвращаюсь, уходя всё дальше и дальше, теряя ощущение теплоты воды, звука маминого стука в дверь, беспорядочно раскинутой на полу одежды, лая собак, который – казалось бы – никогда не исчезает, даже если ты учишь букву «а» и тебе очень надо перестать слышать лай серой лохматой с обезумившими от своей же жалкости глазами, но не получается.
Один раз я искупалась. Потом пошла в свою комнату и легла в кроватку. Укуталась как следует в одеяло. Как в пар. И мне приснился сон. Я рассказала его утром маме. Мама сказала, что мне нужно записать сон. И больше ничего не сказала. Я не поняла зачем мама попросила меня записать сон и больше ничего не сказала, но я пошла и сделала это. Мы в садике прошли весь алфавит. Хотя я и боюсь писать буквы на доске в садике, потому что ошибаюсь в тетради. В свой дневник же сон я записала. И ни разу не испугалась ни одной буквы. И не думала о том, что уже скоро идти в садик – смотреть там в окно на взрослых с зонтиками и без. Они вместе с бездомными собаками проваливаются в грязь около облезлого железного забора. И буду обязательно скучать по маме.
В моем сне наконец-то был конец. Точнее, край нашей горы. Где еще лежит метеорит, вокруг которого вода и соня. Во сне ни метеорита, ни воды, ни сони не было. Но было кенгуру. Оно прыгало. И край тянулся ко мне. Как рукой. Словно пытается зачерпнуть меня и впустить. Но хорошо и не прыгать. Тем более, что ног своих я не видела. Ногами прыгала кенгуру в её прыжке в то самое вверх.
Никто другой не смотрел. Особенно сзади никто не смотрел. Или смотрел, но я слишком внимательно видела край горы. Который совсем не был тем самым краем горы, что я видела на даче. Там – на даче - за горой поле. на поле трава. От травы идут деревья. И даже не создают собой лес. И там точно нет конца. И нет этого журчащего воздуха. Трясущегося от прикосновения ног кенгуру с землей. Кенгуру тоже животное. И оно не было моей соней. Но только я и оно могли быть там. Никого больше. Даже если кто-то был сзади. Мы были одни. Потом я узнала слово рай.
Больше я не записываю в этот дневник свои сны. Не потому что я разучилась писать или перестала видеть сны или обиделась на него или ещё на что-то или на кого-то. А просто мне больше не снилось ничего такого, о чём я захотела бы рассказать маме.
